Марья Чернухина, дородная краснощёкая женщина в полосатом сарафане и пёстром платке, повязанном на голове на манер тюрбана, стояла на крыльце и властно оглядывала свои владения, уперев пухлые руки в бока. От взгляда её цепких тёмно-карих глаз под густыми чёрными бровями не ускользнула ни одна мелочь: ни небрежно брошенное возле курятника ведро, ни криво висящие на заборе выстиранные половики, ни пучки травы на недавно прополотых грядках…
— Танька, а ну-ка иди сюда! – зычно позвала Марья, но никто не откликнулся. Постояв еще немного, она вернулась в дом и прилегла на диван, накрытый пятнистым, «под шкуру леопарда», пледом и заваленный разноцветными подушками. Взяв с деревянного подлокотника веер, женщина принялась обмахиваться им, то и дело надувая румяные щёки.
— Уф, ну и пекло сегодня! – сказала она сама себе, — и где ж эта дурочка запропастилась?!
Тут в коридоре бухнула дверь, и в дом вошла Таня, девочка лет тринадцати, нагруженная многочисленными пакетами. Марья, увидев её, с недовольным видом спросила:
— Ты где была? Уж целый час прошёл!
— Так это… тёть Маш, вы ж меня сами в магазин послали, — растерянно моргая глазами, ответила Таня.
— Тебя только за смертью посылать, — пробурчала Марья, — долго ходишь. Небось, опять с Лёшкой языком у магазина чесала? Чего встала? Иди, разбирай покупки, не видишь, плохо мне? Голова кружится, еле на ногах стою. Жара эта проклятая, будь она неладна! Посуду помой, полная раковина скопилась. Потом, Танька, пойдёшь грядки полоть, опять заросло всё…
— Но, тёть Маш, я с ребятами на речку хотела…
— Мало ли, что ты хотела! Ишь ты, хитрая какая! – возмутилась Марья, — а как зимой огурчики, помидорчики за обе щёки трескать, а? Вкусно? Давай-давай, иди, встала, как вкопанная!
Таня, прикусив губу, чтоб не расплакаться от обиды и несправедливости, ушла на кухню, разложила в холодильнике продукты и вымыла посуду. Наскоро переодевшись в старые шорты и футболку, она вышла во двор и с тоской оглядела бесчисленные грядки, затянутые сорняками. «Да тут работы на целый день!» — подумала Таня. Прихватив лежащее у курятника ведро, она опустилась на колени и принялась за прополку.
Солнце немилосердно пекло ей голову, не спасала даже светлая, с широкими полями, панама. Через час, одурев от жары, Таня присела в тенёк под навесом у бани, с наслаждением вытянув затёкшие ноги. Вдруг она заметила, как за забором промелькнула чья-то светлая макушка и раздался тоненький, едва слышный свист.
«Лёшка!» — радостно подумала Таня и подошла к изгороди. Оглянувшись на дом и убедившись, что тётка не подглядывает за ней через окно, девочка выскользнула за калитку.
***
Лёшка и Таня дружили с того самого времени, когда отец привёз её в Тимофеево на воспитание к своей сестре, тётке Марье. Таня училась тогда в третьем классе, а Лёшка – в четвёртом. Лучшего друга и представить трудно: он всегда защищал и оберегал Таню, как родную сестру, помогал с учёбой (ей трудно давался английский), да и просто был человеком, которому девочка могла доверить свои самые сокровенные тайны. Отец Тани, Борис, раньше работал на Севере, в Тимофеево приезжал редко, пару-тройку раз в год, но каждый месяц переводил сестре средства на содержание дочери. Марья была крайне скупа, выпросить у неё денег на какую-нибудь, даже необходимую покупку удавалось с трудом. А полтора года назад Бориса не стало, Марья и Таня съездили на похороны и вернулись в деревню, и теперь тётка стала единственным опекуном своей племянницы. Мать Тани, Анна, умерла, когда Тане не было еще и года, и теперь девочка осталась сиротой.
В доме у тётки Таня не чувствовала себя счастливой. Марья её явно недолюбливала, хотя в телефонных разговорах с братом, пока он был жив, убеждала его, что живут они мирно и дружно, в племяннице она души не чает и Таня отвечает ей взаимностью. Сидя в своей комнате и слушая наглую ложь тётки, Таня просто диву давалась, насколько двуличными могут быть люди. С отцом Таня могла разговаривать только при тётке, жаловаться ей было строго-настрого запрещено. Звонил отец, к сожалению, не часто – связи на объекте, где он работал, не было, и для того, чтобы позвонить домой, Борису требовалось проделать путь длиной почти в пятнадцать километров до ближайшего таёжного посёлка. Интернета там не было тоже, и Таня никак не могла связаться с отцом без ведома и присутствия тётки с чужого телефона или своего компьютера. После смерти отца она потеряла последнюю надежду уехать из Тимофеево до окончания школы, ведь ей всего тринадцать, и жить одной ей в отцовской квартире в городе, конечно же, никто не позволит.
Чем старше становилась Таня, тем больше обязанностей в тёткином доме у неё появлялось. У Марьи был большой огород с грядками, теплицами и парниками и картофельное поле. Держала она и кое-какую живность: кур, пару свиней и несколько коз. Всё это хозяйство лежало теперь на Таниных плечах, не считая повседневных домашних обязанностей. По вечерам Тани от усталости валилась с ног.
Около года назад, в последний приезд отца девочка, улучив момент, пожаловалась ему на то, что тётка заставляет её работать и совсем не даёт побыть с друзьями или просто погулять. Но тогда Борис воспринял её слова как обычную подростковую жалобу на слишком строгие правила жизни.
— А ты помогай, Танюша, Марье тяжело одной хозяйство тянуть, мужа у неё нет, других помощников тоже, — говорил он, — ты уж не маленькая, должна понимать…
— Пап, а когда ты меня насовсем заберешь? – со слезами на глазах спрашивала Таня.
— Скоро, доча, скоро, потерпи немного еще, — обещал Борис, но выполнить своё обещание так и не успел.
Когда он умер, тётка, почувствовав свою безраздельную власть над племянницей, полностью переложила на неё все хозяйственные заботы. В награду Таня получала редкую возможность выйти на улицу, просто погулять, сходить на речку или на каток. Но если, не дай бог, девочка что-то сделала не так – тут уж Марья давала выход своей скандальной и грубой натуре. Она называла Таню лентяйкой, нахлебницей и паразиткой, которая даром ест чужой хлеб. В адрес девочки летели и более резкие, а порой и вовсе непечатные выражения.
Лёшку, лучшего Таниного друга, Марья терпеть не могла.
— Еще раз я тебя с ним увижу – накажу! – сказала однажды Марья, заметив Таню и Лёшку вместе на деревенской улице, — не водись с этим байстрюком, мать его – баба гулящая, а отец и вовсе всю жизнь по тюрьмам! Он тебя до добра не доведёт. Поняла, Танька? Чтоб духу его возле нашего дома н не было, увижу – и тебе, и ему мало не покажется!
***
Конечно, всё то, что Марья говорила о Лёшкиной семье, было не более чем деревенскими сплетнями. Отец у Лёшки и правда сидел в местах, не столь отдалённых уже несколько лет, а вот мать, Вера, была женщиной порядочной, доброй и мягкой, но посмела развестись с мужем-уголовником и жила теперь с другим мужчиной, не будучи с ним в браке, чем и заслужила среди местных сплетниц звание «гулящей».
Марья же побывала замужем дважды, но оба мужа сбежали от неё, не выдержав то ли сложности характера, то ли завышенных требований к избраннику. Детей ни в одном браке Марья не прижила, да, видимо, не очень-то и хотела. В деревне её откровенно не любили, считали женщиной недоброй, злой на язык, скандальной, жадной и двуличной.
***
Лёшка, спрятавшись за дровяной поленницей у забора, терпеливо ждал, когда выйдет Таня. Услышав, как скрипнула калитка, он высунулся и, увидев девочку, поманил её рукой.
— Тань, я тут! – шёпотом позвал он.
Таня подошла и уселась за поленницей рядом с ним на корточки.
— Ну, чего там? Узнала? – спросил Лёшка, с нетерпением поглядывая на подругу.
— Ага, — кивнула Таня, — узнала. Она сегодня мне деньги давала на продукты, так я тихонечко за ней прокралась и увидела, где она их хранит.
— И где?
— В спальне своей, в комоде, в шкатулке под бельём. Только шкатулку она на ключ закрывает, а ключ на цепочке носит на шее всегда, даже ночью. Так что, Лёшка, взять оттуда не получится…
Пару месяцев назад Таня приняла твёрдое решение – она уедет из Тимофеево. Только вот куда, она еще пока не решила, да это было и не важно – главное, подальше от Марьи. Но для побега нужны были деньги и документы. Тане через несколько дней исполняется четырнадцать, вскоре она получит паспорт и сможет путешествовать самостоятельно. А вот с деньгами было сложнее – всё, что когда-то присылал отец, оседало в карманах у тётки, туда же отправлялись теперь и выплаты от государства, которые Марья получала как опекун племянницы. На карманные расходы тётка выделяла ей не больше ста-ста пятидесяти рублей в месяц – этих денег не хватит, чтобы доехать на автобусе даже до райцентра.
Когда Таня поделилась своими планами сбежать, Лёшка её поддержал. Это именно он предложил обчистить кубышку тётки Марьи.
— Ну а что? Денег у неё полно, возьмёшь несколько купюр покрупнее – она и не кинется сразу, — говорил он, — а потом уже поздно будет…
— Всё равно страшновато как-то, — засомневалась Таня, — к тому же она, когда уходит из дома, комнату свою тоже на ключ закрывает и с собой его носит, никак не войти.
— Не переживай, Тань, откроем. Я ж сын вора, забыла? – усмехнулся Лёшка.
— И всё-таки опасно это, Лёш…
— Да ладно тебе! Решила хоть, куда поедешь? – спросил он.
— Ага, — кивнула Таня, — во Владивосток.
— Ого! – удивился Лёшка, — а чего так далеко?
— Там у отца хороший друг живёт. Папа про него говорил, что он всегда поможет, если нужно. К нему поеду, родни у меня всё равно никакой нет…
Лёшка помолчал, с жалостью глядя на Таню, потом сказал:
— Давай сделаем так: ты как в райцентр за паспортом съездишь, так мы всё и сделаем, хорошо?
— Хорошо, — согласилась Таня, — я побегу, а то тётка заметит.
— Давай, увидимся.
Подростки расстались, и Таня вернулась к работе.
***
Таня с замиранием сердца держала в руках заветную бордовую книжицу – свой паспорт. Сидя вместе с тёткой в автобусе, она мечтала, как навсегда уедет и никогда больше сюда не вернётся. А потом к ней в гости в далёкий Владивосток обязательно прилетит Лёшка…
— Так, Танька, давай-ка сюда паспорт, а то потеряешь ненароком, — потребовала Марья, но Таня не отдала.
— Тёть Маш, мне классная сказала, чтоб, как паспорт получу, в школу его принесла, копию снять. Я сниму и отдам, ладно?
— Так лето, не работает школа-то, — возразила Марья.
— Отчего же, очень даже работает, и директор, и завуч там, — сказала Таня.
— Ладно, — нехотя согласилась Марья, — но в понедельник чтобы отдала, поняла?
— Конечно-конечно!
На следующий день тайком Таня встретилась с Лёшкой за магазином – отпросилась у тётки сбегать за минералкой, мол, в жару пить хочется.
— Лёш, завтра надо всё сделать, ждать нельзя, она у меня паспорт хочет забрать. Она как раз завтра к вечеру на рынок собралась. Приходи, ладно?
— Приду. Ты только скажи, во сколько?
— Не знаю точно, часов в пять, думаю. Ты приди, спрячься и жди где-нибудь неподалёку. Как она уйдет, я тебе свистну.
На том и договорились.
Вечером, когда дневной зной стал понемногу спадать, Марья собралась на рынок. Достав из шкатулки несколько купюр, она спрятала её обратно под бельё и вышла, не забыв запереть дверь своей спальни на ключ.
Едва Марья скрылась за поворотом, Таня вышла на крыльцо и тоненько посвистела. В ту же минуту за забором мелькнула белобрысая Лёшкина голова.
— Обойди с другой стороны, — тихо сказала Таня, опасаясь, что его мальчика, входящего в их калитку, заметят соседи. Лёшка обошел дом, с трудом продираясь сквозь колючие кусты дикой малины, пролез через дыру в ограде и, нагнувшись, прокрался через двор к крыльцу.
***
Таня и Лёшка стояли перед закрытой дверью тёткиной комнаты.
— Лёш, давай быстрее, — поторопила Таня, -что-то мне прям страшно…
— Не боись, подруга, всё сделаем по высшему разряду, замок тут пустяковый. — подбодрил её Лёшка, вставляя изогнутую шпильку в замочную скважину. Он стал осторожно поворачивать шпильку, и наконец раздался негромкий щелчок.
— Готово, — торжественно объявил Лёшка, открывая дверь, — прошу!
Таня быстро подошла к комоду и открыла один из ящиков. Потом она достала из-под стопки белья увесистую металлическую шкатулку и поставила её на комод.
— Попробуем? – подмигнул Тане Лёшка и вынул из кармана кусок тонкой проволоки, — подержи-ка вот здесь.
Увлечённые взломом шкатулки, они не заметили, как вернулась Марья – она забыла дома холщовую сумку, с которой всегда ходила на рынок.
— Вы что это здесь делаете?! – завопила Марья и бросилась отбирать заветную копилку, — а ну-ка, дай сюда быстро!
Но Таня стояла, парализованная страхом, она намертво вцепилась руками в металлическую коробочку. Лёшка, оправившись от неожиданности, подскочил к Тане и закрыл её собой от разъярённой, как фурия, женщины.
— Пошёл вон из моего дома, мелкий гадёныш! – закричала Марья на Лёшку, отталкивая его и пытаясь вырвать шкатулку у Тани рук, — я тебя в полицию сдам, сидеть будешь вместе с папашей своим! А ты, ты! Ну Танька, вырастила я тебя, воровку, на свою голову!
— Не трогайте её, — сквозь зубы процедил Лёшка, оттесняя Марью.
— Рот свой закрой, сопляк! Танька, верни шкатулку, не то хуже будет!
И она с кулаками снова бросилась вперёд.
Лёшка вдруг схватил стоящую на комоде лампу и изо всех сил ударил ею Марью по голове. Женщина, пошатнувшись, упала на ковер, схватившись рукой за окровавленный лоб.
— Вы…вы…сволочи…Ааааа…Помогите! Ааааа! Убивают! – заорала Марья.
Лёшка снова замахнулся, обрушив на голову женщины новый удар, потом еще, и еще, и еще…
Таня в ужасе наблюдала за происходящим, прижав шкатулку с деньгами к груди.
— Лёшка, хватит! – наконец произнесла она.
Лёшка выпрямился, вытер рукавом лоб и спокойно произнёс:
— Я, кажется, её убил…
Они стояли рядом и смотрели на лежащую Марью, под головой у которой медленно растекалась, впитываясь в пушистый ковёр, тёмно-красная лужа. Открытые глаза женщины, залитые кровью, неподвижно смотрели в потолок.
— Беги, — тихо сказал Лёшка, — бери все деньги и беги, слышишь?
— Лёш, но тебя ведь…- робко начала Таня.
— Я знаю, — коротко ответил он, — знаю…
Лёшка трясущимися руками всё-таки вскрыл замочек на шкатулке. Таня вытащила из неё деньги и затолкала в карман.
— Уходи давай, быстрее, Тань, ну что стоишь?! Иди! — крикнул Лёшка.
И Таня, спотыкаясь, выбежала из комнаты. Переодевшись и наскоро закинув в рюкзак кое-какие вещи и документы, она вышла из дома и следующим же автобусом уехала в райцентр.
Лёшка, дождавшись сумерек, вышел во двор и нашел в сарае канистру с бензином. Спустя несколько минут он, отойдя на безопасное расстояние, наблюдал, как пламя быстро пожирает дом, подымая в воздух всполохи искр…
***
Ни в какой Владивосток Таня, конечно же, не уехала – её сняли с поезда на первой же крупной станции. Лёшку быстро нашли, его будут судить за убийство и поджог, но ему всего пятнадцать, поэтому наказание вряд ли будет строгим… Таня пока проходит по этому делу свидетелем. Теперь она живет в детском доме и с нетерпением ждет своего совершеннолетия…
Автор: Екатерина Белкина
Загрузка ...
0 Комментариев