Часть 4
Город замело снегом. За то время, пока Вера Демидовна грелась в торговом центре, намело большие сугробы. Машины, припаркованные на обочине дороги, превратились в белые бесформенные холмики. Она свернула в ближайший двор и, протоптав тропинку, пробралась к месту, где под снежным покрывалом угадывался контур скамейки. Махнув рукой, чтобы расчистить место, она поняла, что забыла варежки. Они так и остались лежать в пакете вместе с остатками еды и сменой белья, который она задвинула под скамью в торговом центре.
«Растяпа, — обругала себя Вера Демидовна. — Как можно быть такой пустоголовой?! Наверняка охранник уже выбросил его в мусор».
Она вздохнула, представив как хлеб, от которого она с трудом оторвалась, решив оставить на потом, летит в грязную урну.
«Впрочем, какая разница, как замерзать? Сытой или голодной — теперь уж точно конец один».
Женщина опустилась на мягкий снег и закрыла глаза.
«Лишь бы поскорее всё это закончилось. Уснуть и ничего больше не чувствовать. Ни боли, ни страха, ни пустого ожидания чуда».
Она положила на колени покрасневшие от холода руки и опустила голову.
«Уснуть. Просто уснуть».
Но сон никак не приходил. Тело тряслось и содрогалось под порывами пронизывающего ветра. Женщина прислушивалась к своим ощущениям, ожидая, когда по телу начнёт подниматься тепло. Неужели обманули те, кто говорил, что перед замерзанием человек согревается и засыпает? Она постаралась отбросить все мысли, но какая-то неясная тревога будоражила её подсознание. Что держит её в этом мире? Ничего. Тогда почему возникает чувство, что она не сделала что-то чрезвычайно важное?
«Что, что я смогу ещё сделать? Я, никчёмная старуха, которая никому не нужна».
— Эй, бабка, ты чего тут сидишь? — услышала она голос. Рядом с ней стояла женщина средних лет с папиросой в руке и в грязной одежде. Вера открыла рот, чтобы ответить, но голоса не было.
— А ты, я вижу, замёрзла совсем. Чего домой не идёшь?
Вера мотнула головой, пытаясь что-то сказать, но изо рта, кроме пара, ничего не выходило.
— Чего, совсем некуда идти? — незнакомка опустилась рядом, со скрипом примяв соседний снежный бугор. — Где-то же ты жила до сих пор? Или из психушки сбежала?
Вера снова молча помотала головой.
— Ты пойми, подруга, — дыхнув перегаром ей в лицо, продолжала женщина, — я как могу тебя к себе пригласить? Вдруг ты психопатка или мошенница какая-нибудь! А мне ещё пожить охота. Эй, бабка, ты чего? — затрясла она Веру, заметив, что та начала падать. — Ты, это…не вздумай помирать. Я мертвяков с детства боюсь. Ладно уж, пойдём ко мне. Там всё равно красть нечего.
Чуть ли не волоком втащив Веру Демидовну в подъезд, женщина открыла дверь на первом этаже и помогла той зайти в маленькую комнатку.
— Располагайся, а я пойду чайник поставлю. На кухню не приглашаю, квартира тут коммунальная, соседи чужаков не любят.
Вера прислонилась к тёплой батарее, чувствуя, как руки и ноги начинают пронзать острые иголки. Она огляделась. В комнате, не взирая на бедную обстановку, было довольно-таки чисто. На полу лежал старый коврик, к которому устремился ручеёк от тающего на сапогах снега.
— Давай-ка, снимай свои опорки, я их сушиться поставлю, — приказала хозяйка и, достав из комода толстые шерстяные носки, бросила их гостье. — А ты чай наливай пока, хоть какая-то польза от тебя будет. Как имя-отчество твоё?
— Вера Демидовна, — с трудом прошептала та.
— Демидовна, значит. У меня деда Демидом звали. Так что мы с тобой почти родственники, — засмеялась женщина, выставляя на стол хлеб и колбасу. — А я Рая. Садись за стол, Демидовна, угощать тебя буду. Ты думаешь, я всегда так жила? Нет, подруга, раньше всё у меня было: и семья, и дом хороший, и шмотки фирмовые.
— А что случилось? — спросила Вера, раскрасневшаяся от вкусной еды и горячего чая.
— То и случилось, что всё в один момент сгорело в пожаре.
— Семья сгорела? — ужаснулась Вера.
— Можно и так сказать. Когда дом загорелся, я беременная была. После пожара ребёнка потеряла, а муж сам потом ушёл. У меня на то время бизнес небольшой был, доход стабильный. А после того, как ребёнка потеряла, не выдержала я, выпивать начала. Не поверишь, мать, внутри у меня будто что-то оборвалось, жить не хотелось. Такая боль терзала, что готова была в петлю залезть. Вот муженёк мой, как увидел, что бизнес разваливается, жить негде, так и сбежал к подружайке моей, у которой денег побольше. Запила я тогда по-чёрному, Демидовна. Чудом петли избежала. Уже на шею её себе накинула, но верёвка вместе с крючком отвалилась. В съёмной квартире это было. Лежу я на полу и думаю: «Раз оставил меня Господь в живых, значит надо жить дальше». А я уже, считай, до ручки дошла. Денег почти не осталось, за жильё скоро платить нечем было бы. Взяла я себя в руки, неделю сохла, ничего спиртного в рот не брала. Землю со сгоревшим домом на продажу выставила, а потом вот эту комнатушку купила. Теперь вот на складе подрабатываю. Звёзд, конечно, с небес не хватаю, но на жратву и выпивку хватает.
— Да, Раечка, досталось тебе, — посочувствовала Вера. — А не пробовала опять семью создать, делом каким-нибудь интересным заняться?
— Ну Демидовна, ты загнула! Да я, после того предательства, на мужиков вообще смотреть не хочу. Да и какой нормальный мужик теперь на меня позарится? А на пьяные рожи я и сама смотреть не хочу. Ты, Демидовна, только жалеть меня не вздумай. Меня моя жизнь устраивает. Давай-ка ты лучше расскажи, что у тебя приключилось?
— Сын меня из дому выгнал.
Вера рассказала, как соседка отправила её к своему родственнику за помощью, а её обокрали в поезде. И теперь она не знает, как найти этого человека в большом городе.
— Вот же люди бывают! — возмутилась Рая. — Ладно, когда муж предаёт, это я ещё понять могу, он чужой человек. Как пришёл, так и ушёл. А сын родной как может с матерью так поступить?
— Эх, Раечка, не просто всё это. Я Фёдора как родного растила, а он так чужим и остался.
— Это как же так? Приёмный он что ли?
— Ну, если интересно, то расскажу тебе…
Прошлое
Вера домой не торопилась. Что делать одной в пустом доме? На работе хоть люди есть, можно поговорить, пошутить, посмеяться. Вряд ли кто-либо из знакомых мог представить, как ей тяжело дался уход мужа? Разве что соседка Клава иногда слёзы её видела, когда совсем невмоготу было сдерживаться, показывая другим весёлую маску вместо истинных чувств. Но Клава — она такая, что никогда сплетни разносить не будет.
Вера прошлась по округе, делая вид, что прогуливается. На самом деле она начала мёрзнуть, но представить, что целый вечер придётся просидеть перед телевизором, было невыносимо. Она зашла в магазин и купила кулёк своих любимых конфет.
— Что-то ты, Вер, не шибко радостная, — ухмыльнулась продавщица. — Неужели гостям не рада?
— Каким гостям? — удивилась Вера.
— Так ты не в курсе, кто к тебе приехал? Неужели, никто до сих пор не донёс?
— Да о чём ты? Говори уж, не томи!
— Вот ещё! Чуть весь сюрприз тебе не испортила. Беги домой, сама всё узнаешь.
Вера с замирающим сердцем рванула домой. В голове стучала одна мысль: «Иннокентий вернулся!» Казалось бы, за три года его отсутствия, можно было смириться и перестать ждать. Но Вера, вопреки всем разумным доводам, продолжала верить, что он поймёт, что без неё ему плохо, что только с ней он может быть счастливым. Поймёт и вернётся. И они будут жить долго и счастливо, как она и мечтала.
Соседки, шушукающиеся у колодца, при её приближении подняли головы и затихли. Она не замечала их любопытных взглядов, как не видела ничего вокруг. Только окно их общего с Иннокентием дома, в котором сейчас горел такой тёплый, долгожданный свет. Она вбежала в дом, не заботясь о незакрытой двери и неснятой обуви, оставляющей грязные следы на дощатом полу. Из комнаты вышел муж.
— Здравствуй, Вера.
Она резко остановилась в двух шагах от него, не решаясь броситься на шею. Это был он, и в то же время какой-то чужой, мало знакомый мужчина с бородой и отстранённым взглядом. Сзади, прижимаясь к его ноге, стоял маленький мальчик. Вера молча смотрела то на малыша, то на мужа.
— Это мой сын, Фёдор, — ответил на её немой вопрос Иннокентий.
— Его мать тоже приехала с вами? — холодея от ужаса, спросила женщина.
— Нет. У него нет матери. Она умерла. Для нас умерла.
— Как? Как умерла?
— Это всё, что я готов тебе рассказать. Во всяком случае, пока. Ты мне прямо скажи, Вера, готова ты принять моего сына, как собственного?
Вера опустилась на стул, не отрывая взгляда от мальчика.
— Сколько ему?
— Недавно исполнилось два года.
— Я должна подумать, — после долгого молчания ответила женщина. — Сейчас приготовлю что-нибудь поесть, потом поговорим.
За столом Вера наблюдала за ребёнком, сидящим на коленях у её мужа и большой ложкой черпающим кашу с молоком. В душе она уже начинала ненавидеть этого мальчика, чувствуя жгучую ревность своего мужа к его матери. Этот ребёнок был инородным телом в её доме, которое будет всегда напоминать о предательстве. Если бы с его матерью не произошло нечто плохое, то муж, наверняка, никогда бы не вернулся. Ему понадобилась нянька для сына и домработница для него самого. Не о таком возвращении она мечтала, не такую идиллию представляла. Этот ребёнок разбил в дребезги все её мечты.
Спать Вера легла в соседней комнате, твёрдо намереваясь указать мужу на дверь. Или, если захочет, то пусть делит дом пополам, чтобы ей не касаться этого чужого, ненавистного ей ребёнка.
Проснулась Вера от странного звука: рядом с ней кто-то тихонько плакал. Боясь пошевелиться, она протянула руку и включила ночник, висевший над кроватью. У неё в ногах, свернувшись маленьким клубочком, лежал Федя, всхлипывая во сне. Первым побуждением было пойти к Иннокентию и высказать ему всё, что она задумала. Пусть освободит её от своего сына и никогда, никогда, не заходит в её комнату.
Малыш, жмурясь, приоткрыл глаза и протянул к ней ручки:
— Мама!
Это слово, словно раскалённым ножом, полоснуло её по сердцу, и она вдруг почувствовала жар в той части груди, где только что была колючая льдина.
— Иди ко мне, — прошептала она, затаив дыхание.
Малыш на четвереньках засеменил в её объятия и, прижавшись к груди, тут же уснул. Вера тихо, чтобы не потревожить его, легонько гладила по белокурой головке, склоняясь, вдыхала его запах, касалась его маленьких пальчиков и при этом чувствовала такое необъятное счастье, какого не испытывала никогда в жизни.
Наше время
— И ты его полюбила, как родного, — Констатировала Раиса, выслушав рассказ Веры Демидовны.
— Да, он стал для меня самым родным и любимым сыночком на свете.
— Хорош сын! Лучше бы ты тогда его вместе с блудливым папашей выгнала. Сейчас бы не сидела здесь без кола, без двора.
Вера вздохнула и ничего не ответила. Кто знает, как бы сложилась её жизнь, не прими она тогда этого ребёнка?!
— Ладно, Демидовна, хватит воспоминаний. Поздно уже, давай спать. Завтра я на работу с утра, а ты — своего Валентина потерянного искать. Вечером приходи, поживёшь у меня пока.
Автор: Веста
Загрузка ...
0 Комментариев